• «Хрестоматийного классика современности Есепкина, дистанцированного эпохой от книжного рынка, не могут вывести из андеграунда его (этого рынка) респектабельные фигуранты. Возможно, данное обстоятельство в немалой степени способствует производству массовых пиратских изданий книг мастера.» Б. Свечников
Портреты юдиц в замковых подвалах
Восемнадцатый фрагмент
На жасминах ли мирра темней, Цветью пышные столы овеем, Иль ярки хороводы теней – Мы о млечности их огневеем.
Соваянья ночные плывут За альтанками черными, Лия, Королями шуты и слывут, По безумцам сия литания.
И юдоли обсиды крепки, И в жасмине мраморные узы, И немолчно пеют ангелки На пирах у тоскующей Музы.
• «Не исключено, что на предстоящей Московской книжной ярмарке отдельные книги Есепкина все - таки будут представлены без его ведома и согласия. Пути гениальных художников неисповедимы.» В. Левкова
Портреты юдиц в богемных домах Рима
Четырнадцатый фрагмент
Персефону всемрачный Аид Мглой поит и Циана рыдает, Что коварство и блеск аонид, Их лишь ангельский хор соглядает.
• «После издания книг Есепкина в США, России и Канаде сложно говорить об андеграундной статусности писателя. Между тем он по-прежнему строго дистанцируется от реалий современного литературного процесса и его фигурантов.» Л. Осипов
Портреты юдиц с бледной цветью
Девятнадцатый фрагмент
Битых амфор остуду сведем Цветью млечной, подвальные хлебы С ядом вынесем, туне ль и ждем Четверговок о небесех Гебы.
Кровоспелые вишни ядят Гурмы юдиц, алкают белену, За владыками хищно следят, Розы шлют их восьмому колену.
Соглянемся – оне ли к столам Льнут юродно и внове алкают, Где по матовым нашим челам Змейки бледных цветений стекают.
Двадцать восьмой фрагмент
Миррой перси царевен белых Истекают, чаруя Морфея, Эвменид цари потчуют злых, Волны смерти двоит Идофея.
От нагорья ли эти столпы Из серебра жасминов и лилий, Слуги в хмеле и феи слепы, Хоры тусклые чают вергилий.
И огонь благодатный сойдет, И Господе, таясь за окладной Мглою, рамена юдиц сведет Бледной цветью и тьмой неоглядной.
Тридцать седьмой фрагмент
Бесконечно идущим – хвала, Им пеют золотые рапсоды, Мнится коим одесная мгла, Им слагают валькирии оды.
Пирр увечный, мы грезили сем Небом, денно пустым для эолов, Виждь, на раменах белых несем Флаги царств и хоругви престолов.
И одно, и одно исполать Мертвым гоям, сведенным кармином, Чтоб всевечно диамент пылать Мог в очах наших с хладным жасмином.
Тридцать девятый фрагмент
Май золотой лекифы тиснит, Всечервонной каймою оводит, И виллис мглой дворцовой темнит, И с князями небес хороводит.
Суе нас аонидам искать, Для картен ли эфирные рамы, Будем течное брашно алкать, Пусть дурманят юдиц фимиамы.
Желть соцвета в лекифах одна И подвальники холодом веют, И амфоры, остудой вина Преполнясь, на столах багровеют.
Пятидесятый фрагмент
Мы прелишни ль в Господних садах, Чела тернью сведем роковою, На обрядных цветках и плодах Битых – кровь, пить се мертвому вою.
Митры наши пурпурно-белы, Туне юдицы серой их гасят, Васильками тиранят столы, Ночь серебром запекшимся красят.
Выйдет Господе млечность алкать, Нищих царей дарить чечевицей, И начинем его окликать, Кровь лияше со бледной червицей.
Портреты юдиц в изумрудной слоте у Ирода
Тринадцатый фрагмент
Хмель со див упоенных слетит, Князь цветов мглу юдоли армою Снов овеет и нам посвятит Оды к радости с черной каймою.
Ах, воспомнят ли феи псалмы, Строфы горние, пиров барочность, Фьезоланскую ночь, это мы, Се и кровь, се и неба урочность.
Будут кельхи юдиц источать Яд цветений, хмельную золоту, И начинем в альковах кричать, Прелия изумрудную слоту.
Двадцатый фрагмент
Восточайся, порфировый май, К небесем, балуй томных юнеток, Их зеленью садов обнимай, Прячь им в фижмы серебро монеток.
Иль явимся урочно как есть, Аще нас лишь юдоль и зерцала, Яко дале неможно сонесть Ветхотечные эти зерцала.
Ирод-царе, менад весели, Нимф цикутой дари благовонной, Где по тусклой сирени влекли Нас о цвети закатно-червонной.
Двадцать восьмой фрагмент
Феи смерти ль о хладных шелках Ищут мальчиков белых, кровавых, Свечи пиршеств горят в цветниках, Ночь нежна ли для одниц картавых.
Царство Оз юных граций манит Бледноогненной тьмою лилейной, По меловой остуде ланит Воск течет из утвари келейной.
И забудется Господе сном, Цветность млечных садов прелияши, И увидит на пире земном Сребром битые с кровию чаши.
Сорок седьмой фрагмент
На сосудах из воска тлееть И урочно желтице подвальной, Ах, мила изумрудная плеть Юной деве и грешнице свальной.
Ирод-царь несть лекифы велит С кровью бледных младенцев, амфоры Все обиты серебром, белит Мая цветь дорогие фарфоры.
Тот кровавый жасмин ли исчах, Тьмой увился ль оклад мироточный – Днесь горит в наших мертвых очах Несоимный путрамент цветочный.
Пятидесятый фрагмент
Воск лиется на рамена дев, Белым цветом холодных прелестниц Одарят гои неб, соглядев Их фигуры меж розовых лестниц.
Полны домы Никеи блядей, Где Чума, где и ядные узы, Царскосельских ли мнят лебедей О серебре точеные музы.
Виждь, Патрина, хотя бы менин, Увиенных аромой и снами, В хладном блеске венечных лепнин, Мглу кадящих над их раменами.
• «Есепкину удалось достичь такой степени и такого уровня совершенства текстов, их огранки, что написанное до него практически полностью нивелировалось. Таким образом, к примеру, сравнялись между собой четверка Серебряного века (Ахматова, Цветаева, Пастернак, Мандельштам) и одиозные сочинители прекрасной советской эпохи, как, впрочем, и постсоветские авторы, наиболее активно тиражируемые издательским сегментом.» В. Розинский
Портреты юдиц в диаментной цвети
Семнадцатый фрагмент
Стен ампирных лепнина тускла, Благодержный июль пламенеет, Юродные сидят круг стола, Цветь фарфора одна ль не тускнеет.
Ах, пенатов холодность, влекут Феи тьмы к нам иных сумасшедших, Именами чужими рекут На мирские пиры не вошедших.
Яко будет Господе вести Нить златую по столам каморным, И узрит нас в июльской желти, С диаментом смарагдово-черным.
Двадцать пятый фрагмент
Торты с ядом и мела белей, Чинят вишней эклеры фиады, Сливки взбитые краше лилей, Цветью неб перевивших оклады.
Именины, Геката, нести ль К столам велено цимесы гоям, Феи смерти блюдут апостиль, О серебре утешно изгоям.
Се и лэкех, се имберлэх, мгла Разлиется над маками, халы Дышат негой и в каждой – игла, И тлеют ледяные пасхалы.
Тридцать восьмой фрагмент
Снова зноем июль поманит И юдоли тенета овеют Нас атраментной цветностью, мнит Ирод се, небы ль вновь огневеют.
Ах, еще колоннады ярки, Мы величье дарим алавастрам С темным хмелем, еще васильки Льнут ко флоксам холодным и астрам.
И Господе спустится в подвал – Черпать мед и цимес для розеток, И увиждит ночной карнавал Юродных божевольных гризеток.
Сорок третий фрагмент
Ах, июль всесвятой, сад камней Нас чарует и ждет, апронахи Ссеребрим, яко хором теней Рушит ночь, аще пьяны монахи.
В кубки битые льется вино, Мы пием или бредим, царице, Золотое сейчас толокно, Маков горечь подобна корице.
Но высоко пенатам до неб, Фурий лики осповницей рдеют, И точится диаментный хлеб Ядной мглой, и столы холодеют.
Пятидесятый фрагмент
И подернут виньетами яд, Четверговки над еминой вьются, Мы опять ли у темных гияд, Нощно ль с кровью лекифы биются.
Из нагорий к столам отнесли Хлебов красных вечор ягомости, Царь Аиде, молчать им вели, Чают снов неотмирные гости.
И на кухни заглянем – обвесть Диаментом серебряный морок, И увидим всестолье как есть, О белене точащихся корок.
Портреты юдиц в меловых перманентах
Четырнадцатый фрагмент
Статуэтки менад золотых Оживут и, клико со шампанским Упоив мглою донн превитых, Шелк их сребром возбелят гишпанским.
• «Присутствие в современной литературной России абсолютной легенды и абсолютно же культовой фигуры – Якова Есепкина – неким образом мистического порядка табуирует имя гения для близких к маргинальным крупнейших издательских структур и корпораций. Складывается впечатление, что «ЭКСМО»-«АСТ» и др. панически боятся элементарного сравнительного анализа. В итоге Есепкин первоочередным образом издается за рубежом.» В. Максимов
Портреты юдиц в нагорном сумраке
Десятый фрагмент
Ночь решета серебром тиснит, Мглы аромою душатся Ханны, Фей Аида сумрак ли пьянит, Елеона ль сады недыханны.
• «Обретя художественного гения, русская литература потеряла лицо. Иначе невозможно характеризовать ситуацию с Есепкиным, особенно в прикладном, а не в метафизическом контексте.» Э. Ленская
Портреты юдиц в эфирной лепнине
Третий фрагмент
Свеч бордовых из царствия тьмы Нанесли к столам феи Эреба, Это вечные пиры, се мы Льем диамент на барвие хлеба.
Туне одницам глорию петь, Воск хрустальный сбирать для алкеев, Императорам должно успеть, Ныне время шутов и лакеев.
Яко мертвых властителей свод Неб зальет мглою течно-порфирной, Выйдут чтицы – холодностью од Гоев славить в лепнине эфирной.
Пятый фрагмент
Торты чернию снов налиют Антикварные злые богини, И юдицы бесшумно снуют, И десертов не ждут ворогини.
Пир, взвивайся, одесно гори, Иль серебро лишь мертвые чают, Где белену алкают цари И всебелые дивы скучают.
Протрезвеем от хлада и тьмы, Красным шелком совьются менины В темных башнях царицы Чумы, Восславляя ее именины.
Десятый фрагмент
Ах, Господе, в нагорных лугах Вновь сияют рамоны златые, Что искать о пустых четвергах, Здесь кадятся ли вои святые.
Тускл сумрак у земных алтарей, Дьямент гаснет меж емин и хлеба, Одевает успенных царей Во гниющие мраморы Геба.
Нивы будут всенощно тлеесть Под небесной холодною слотой, И тогда мы предстанем как есть – На щитах с желто-черной золотой.
Тридцать шестой фрагмент
Май всекрасный, чаруйся, гори, Над Эпиром златые морганы Источай и одесно пари, И Флиунту дари балаганы.
Выйдут челяди – царей искать, Круг темно и ночные аллеи Немы, станем хотя преалкать Ядный мел, белым красить лилеи.
Хоры юдиц в шелках меловых Траур, Ая, блюдут и диеты, И на червных столах пировых Кровью нашей соводят виньеты.
• «Победитель не получает ничего. Есепкина не издавали сорок лет, он был легендой модернизма и постмодернизма, андеграундной легендой. Косность отечественной славистики предполагала и предполагает статичность, ограниченную в лучшем случае рамками Серебряного века. Сегодня великого писателя активно издают в России и за рубежом, на его книгах делают состояния, а сам он, увы, остается все в той же андеграундной нише, порою губительно затемненной для взоров массового читателя.» Н. Свешников
Портреты юдиц за винтажными декорациями
Второй фрагмент
Переспелые вишни сиять Не устали, июль кровотечный Их очернит, иль можно стоять За древами: сей мраморник вечный.
Стол фиванский и щедр, и богат, Нас менады беленой встречают, Вин лекифы – к агату агат, Солнце звездные гостии чают.
И начинут цвета огневеть, И клико угасит старопрамен, Где стекает алмазная цветь С наших цинками выбитых рамен.
Одиннадцатый фрагмент
Вновь юдицы серебро таят, На лекифах виньетки стирают, И за феями неб восстоят, И тиары белые марают.
Апронахи звездами сотлим, Королевские гербы оплавим, Что и нынее жалко юлим, Пред убивцами туне лукавим.
Станет Господе, сны балевниц Наблюдая, мечтать об изветном И увидит – меж черных цветниц Мы в серебре биемся виньетном.
Двадцать восьмой фрагмент
Красят златом всевластия трон Меловницы, еще ль ягомости На закате пеют Киферон И одесны фиванские гости.
Ниобея-царица, теней Слез кровавых и стоит веселье, Фивы жалуют лед простыней Воям неб и отравное зелье.
Книгу жизни и смерти писать Яко будет Господе, внимая Снам царей, и начинут бросать В нас юдицы язминники мая.
Тридцать девятый фрагмент
Куклы белые ночью пышней И фривольнее томных гризеток, Их влекут соваянья теней, Им даруют ледовость розеток.
Виждь, их, Кирка, в холодном плену Царств Морфея, свиней ли бордовых Обольщать, пусть к чудесному сну Девиц льнут эльфы цитрий медовых.
Упоят хороводы виллис Юных принцев и ангельских граций, И под мглой золотою кулис Истлеют миражи декораций.
Пятидесятый фрагмент
Зной июльский, виньеточный зной, Расточайся, лети над столами, Се тенета юдоли земной, Мы пируем опять с ангелами.
Скажет Господе лити вино По начиньям и хлебу менадам, Ах, Господь, мы велики одно, Цветность крови идет колоннадам.
И тогда Господь-Бог уследит, Как тлеются в подтеках алмазных Лики наши, как всенощно рдит Их червица истечий образных.
Портреты юдиц за маковыми столами
Тринадцатый фрагмент
За пасхалами красными – тьма, Столам щедрым хватает ли корок, И высоки ж сие терема, И высок диаментовый морок.
Ах, царице, гуляй, веселись, В шелк холодный огнем заплетайся, Ах, мгновенье прекрасное, длись, Только с феями пиров считайся.
И о чем юным девам рыдать, Мы одно бы цикуту испили, Их Господь наведет – соглядать, Как из нас ангелочков лепили.
Сорок первый фрагмент
О серебре фамильных аллей, О портальниках дивы стенают, Несть прекраснее их и белей, Лишь оне ли бессмертие знают.
Нас ко маковым столам ведут Юны бледные в траурных шелках, Нас родные с хлебницами ждут, Ночь от ночи сидят на иголках.
Вижди, вижди под слотою неб Елеонские маки и астры, И эфирный точащийся хлеб, И червленых пиров алавастры.
Сорок пятый фрагмент
Яко мертвых лишь время щадит, Яко чают гостей статуэтки, Обернемся пурпурой – следит Геба нас и дарует виньетки.
Это славные пиры, Аид, Вечный царе, мы все оглашенны К ним давно, золотых аонид Мглой поим, яко те совершенны.
Сколь Господе в жасминовый рай Даст найти преалкавшим и млечность, Восстенаем из кущ: умирай, Кто пеял белых граций калечность.
Пятидесятый фрагмент
Башни темной царицы Чумы Приснобелый язмин увивает, Нас юдицы алкали – се мы, А веселье иным ли бывает.
Милых граций к столам позовут, Ядной цветью наполнят амфоры, И решетники ночи сорвут Иды злые и тусклые Оры.
Но, Летия, смотри, всебледны Молодые фиады , с корицей Льют белену и мглу в наши сны, Озлаченные мертвой царицей.
• «Весьма очевиден глобальный кризис всей системы высшего гуманитарного образования, ставшей заложницей ортодоксальности и косности профессуры. Ее нынешняя формация сама воспитана (как и предыдущие) на догмах едва ли не схоластического порядка. Литературный прогресс завершается Серебряным веком, последующие сто лет исчезают во времени. Это интеллектуальная катастрофа для пяти потерянных поколений. Гении масштаба Есепкина становятся недоступными фигурами.» Н. Свешников (из статьи «Ложное покаяние»)
Портреты юдиц за млечными столами
Двадцать первый фрагмент
Спи, Никея, чаруйся, Эпир, Тьма уйдет и опять взвеселимся, Грянет царственно благостный пир, Согляди, как пием и белимся.
Что и кровь, что скелеты в шкафах, Се вино из подвалов Руана, Пир так пир, лейте, юдицы, ах, Чернь свою на портрет Дориана.
Сколь откупорим ночь и к столам Занесут красных амфор и свечек, Мы и будем пеять ангелам, Тлесть во льду херувимских сердечек.
Тридцать девятый фрагмент
Дама-глория в бледную мглу Небодарственный веер уронит, И подсядут к честному столу Ягомости, их ночь ли хоронит.
Мы ль, Циана, вольно пировать Собирались, но пиры иные Здесь текут, будем тьму обрывать С шелка фей, принты весть ледяные.
Где вы, маковки рая, одне Хоры юдиц богинь и встречают, И серебро на красном вине Зло гасят, и сумрак источают.
• «Пророков либо убивают, либо не замечают, полагая, что это есть вытесненное из сознания убийство. Современная маргинальная книгоиздательская система, ориентированная на маргинальный же рынок, естественно, попросту не в состоянии принять в себя такой неформат, как «Космополис архаики» или «Порфирность». Между тем на утилизацию великих шедевров тратятся не меньшие усилия. Итог – перемещение канонического гения в русло западной литературной эстетики.» В. Крайнова
Портреты юдиц за чтением и в трауре
Тринадцатый фрагмент
Несть кифары, одесным столам Хватит немости, пиры, взвивайтесь, Расточайте хвалу ангелам И серебром еще упивайтесь.
Эти черные шелки сведут Лона юдиц холодной каймою, Нас губители суе и ждут, Яко днесь пироваем с Чумою.
И откупорят ночь вещуны, И рапсоды слезами упьются, Где царевны следят наши сны И фарфорницы млечные бьются.
Двадцать девятый фрагмент
Совиньон голубой наливай, Антиквар, мы с вакханками плачем И застольный пеем каравай, И тюльпаны церковные прячем.
Ах, Лаура, Франческо ли нем, Биты смертью неречной сильфиды, Лишь палаты златые минем, Всех увиждят хотя аониды.
Но опять четверговки одне Круг столов требник делят всепирный, Изливая в томительном сне Кровь и воски на мрамор ампирный.
Сорок второй фрагмент
Пей, Уильям, и смерть не зови, Яко млечные гаснут хоромы, Убежим сумасшедшей любви Одалисок, взыскующих громы.
Хвоя будет всетускло гореть, Золотыя макушки чадиться, Положат нам легко умереть В темно-красном и мглой пресладиться.
И тогда лишь во трауре Ид На пиры отведут временные – Гладить шелки эфирных сильфид И рамена царей ледяные.
Портреты юдиц с амфорами и лекифами
Третий фрагмент
Нас опять ли чаруют сады Елеонские, бледные девы Золотые сбирают плоды И белят вековые деревы.
Литы, Литы, молчите, одне Князи ночи меж комнат ампирных, Скорбь утопим в церковном вине, Много склорби от хлебниц всепирных.
Иль Господе зайдет пировать, Фей июльских к столам оглашая, И явятся -- нам хлеб даровать Молитовные Слэйме и Шая.
Двенадцатый фрагмент
Веи спящих царевен таят Негу жаркую, милые грезы, Над альковами их восстоят Хоры фей, блещут млечные розы.
Цвета ль мало в сиянии неб, Их легко раззолачивать гоям, Очерствелый диаментный хлеб Положен хоть бы мертвым изгоям.
И во амфоры яды слиты, Белорозные немы камеи, Где овили кольцами щиты Ягомостей нагорные змеи.
Двадцать седьмой фрагмент
Арманьяки небесных сортов На столах именинных мерцают, Яд лиют изо пламенных ртов Эвмениды и ночь восклицают.
Несть лекифы и амфоры тьмы К этим яствам и хлебницам красным, Се Господние чада, се мы— Лишь мгновеньем и грезим прекрасным.
Аще вечно молчание неб, Пусть Господе увиждит со хоров Ядной цветью точащийся хлеб За атраментным блеском фарфоров.
Сорок третий фрагмент
Алавастры полнятся вином, Льют фиады со хмелем белену, Чтоб восщедра на пире земном Чернь была и к шестому колену.
Меж скульптурниц холодных венки Золотятся, о флоксах цикады Мглу чаруют, еще ангелки Истемняют нагорные клады.
Станет млечная даль огневеть, Фей дурманя вселепием камфор, Мы тогда белорозную цветь Солием из лавастровых амфор.
Пятидесятый фрагмент
Именины, Господе, парят Замков млечных венцы и лепнины, Нас любовью камены дарят, Се и траурных муз именины.
На столы кровь с вином прелием, Удивятся менады хмельные, Будет желтию цвесть Вифлеем, Будут ждать нас в пенатах родные.
Изумрудный Твой хмель отшумел, Сонм юдиц ночи брашно алкает, И холодный сиреневый мел По челам нашим темным стекает.
• «Художественная сила книг андеграундного гения поражает и ошеломляет. Внешняя эстетика письма таит внутренний огонь вселенского накала. Этот мистический огонь порою губителен.» Л. Осипов
Портреты юдиц с битыми амфорами
Седьмой фрагмент
Май одесный, порфировый май, Небы славь и тенета земные, Огневейных камен донимай, Им угодны ль алмазы иные.
Эту хладную тусклую цветь, Пламень сей за решетами, течи Бледных лилий кто видел, ответь, Где и вьются наперстные свечи.
Меж пасхалов тиснятся оне, В бутоньерках диаментных рдеют, Источаясь во темном огне, И горят, и опять холодеют.
Девятнадцатый фрагмент
Перманентом юдиц увиют Бледноликие феи, тийяды Им во амфоры нощно слиют Мирру тусклую, горние яды.
Это хоры высоких царей, Нас однех чают барвы колонниц, Тьма взнесенна к столпам алтарей, Кровь течется из красных солонниц.
Будет Господе яства макать В грозовое серебро и небы, И тогда нам дадут возалкать, Преливая червницу на хлебы.
Тридцать первый фрагмент
Майский сад, благоденствуй, живись Неотмирной армою сионской, Всеуспенным царевнам явись Хоть в истечьях красы елеонской.
Из Никеи ль амфорники шлют К нашим столам одесным фиады, Был укос гостий замковых лют, Днесь иные нас чествуют сады.
И пируют владетели сех Тусклых нив, млечно-белых язминов, И горят о жемчужных власех Черных донн течи славских карминов.
Тридцать четвертый фрагмент
Локны темные белых цариц Обольстят ночи стражей, блистая, На меловые яства кориц Источится арма золотая.
Будем в амфоры битые лить Млечность бледных язминов и негу Хладных див, аще туне юлить, Яко мчат их по вечному снегу.
Неб цвета со жасмина стекут В мглу камор, где лишь ночи взыскуем И алкаем серебро цикут, И о мертвых царевнах тоскуем.
Пятидесятый фрагмент
О порталах никейских садов Грозовые кадятся лампады, Носят девы червицу плодов, Их смущают царей эскапады.
Се бордовые свечи горят И емины волшебные тают, С диаментами нищих мирят, На пирах герцогини блистают.
К цвету мая взалкаем – пылай, Наливайся гранатовой слотой И порфирами ночь устилай Для царевен, собитых золотой.
Портреты юдиц с виноградом и лилиями
Одиннадцатый фрагмент
Апронахи звездами сотлим, Нощно еминой пиры уставят, Яко Ид мы еще веселим, Пусть оне меж богинь и картавят.
От нагорных дворцов ли несут Млечно-желтые амфоры, чаде, То лекифы, нас гои пасут О истечном хмельном винограде.
Утром челядь найдет замывать Царский мрамор, желтушные стены И, юдольно мелясь, обрывать С ниш барочных златые картены.
Девятнадцатый фрагмент
Внове розовый сад ангела Искрашают виньетою млечной, Ягомости опять круг стола – Всяк упоен армой неботечной.
Сильфы южные, пойте одно Этот май, будем ангелей славить, Лити в келихи мед и вино, Ибо суе пред небом лукавить.
Иль увиждим: сад мрачен и пуст, Был он розовый, ныне разорный, И течет на емины со уст Наших воск фиолетово-черный.
Тридцать третий фрагмент
Мрамор замковых стен расписать Кровью лилий всевелено жрицам, Меж колонниц ампирных плясать Не устанут, внимая царицам.
Тьма сгустится и вновь налетят О шелках меловые химеры, Что и юные девы грустят, Их пугают во снах землемеры.
Ярок сонм хороводных теней И высока лепнина ампиров, И Цирцея в безумных свиней Обращает владетелей пиров.
Сорок второй фрагмент
От цветущих капрейских садов Геспериды всенощно хмелеют, Ангелкам золоченых плодов, Тусклых яблок своех не жалеют.
Бледно-огненным шелком столы Вновь накрыты, пиют юродные И ядят, и оне веселы, И амфоры опять ледяные.
Ах, Господе, из млечности неб Согляди, из вишневых иконниц, Как сливают червицу на хлеб И влачат нас меж темных оконниц.
Пятидесятый фрагмент
Май портальники выбьет огнем Золотым и червленым, Алкея Внимем голос и к Лете свернем, Пировайте, Эйлат и Никея.
Все даты в формате GMT
-7 час. Хитов сегодня: 67
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет